форум

статья про Аниканову, но все же ее муж - актер РАМТа. Да и Петр Красилов упомянут в статье

МАРИЯ АНИКАНОВА: «Не могу быть в одиночестве»

Наталья Дьячкова

«У меня было немало романов — ярких, красивых, совершенно потрясающих. Но личная жизнь почему-то не складывалась, все отношения рано или поздно заканчивались. В 30 лет я решила, что свое уже отлюбила и меня отлюбили, и сосредоточилась только на карьере… И тут нежданно-негаданно судьба мне подарила моего Андрюшу», — рассказывает актриса Мария Аниканова.

— Мария, в сериале «Жаркий лед», который недавно шел по Первому каналу, вы очень здорово катались на коньках, ничуть не уступая партнерам-профессионалам Роману Костомарову, Алексею Тихонову, Алексею Ягудину. Даже не верится, что вы ушли из фигурного катания 20 лет назад! Неужели с тех пор не выходили на лед?

Скрытый текст

— Правда, не каталась вообще. Ушла, и как отрезало. Причем с тех пор я ненавижу любые физические упражнения и спортом никаким не занимаюсь. Не могу себя заставить даже близко подойти к тренажерному залу. Видимо, в свое время я все-таки сильно перенапряглась, как-никак с 3 до 16 лет только и делала, что с утра до ночи занималась фигурным катанием, «дослужилась» до мастера спорта… Так что, когда мне предложили сниматься в сериале «Жаркий лед», физической подготовки у меня не было никакой. Но мне вдруг безумно захотелось снова встать на коньки. Однако, с ходу согласившись на участие в съемках, я как-то совсем не подумала, смогу ли достойно кататься. Никогда не забуду свой первый, после 18-летнего перерыва, выход на лед. Быстро надела конечки, с трудом вышла на каток и поняла, что забыла все. Стою в уголке, ноги трясутся, шаг сделать боюсь. Думаю: «Боже, что же делать? Я же всех обманула. Стыд, позор!» А тут еще замечаю, что Катя Гусева за мной пристально наблюдает. Потом она мне рассказывала: «Мне говорили, что Аниканова — мастер спорта, я собиралась у тебя поучиться, что-то подсмотреть. И очень сильно удивилась, когда увидела, что ты на коньках-то еле стоишь». Дали мне в пару Рому Костомарова, я за него уцепилась и потихоньку стала делать робкие шаги. А когда перестала трястись, руки-ноги быстренько заработали и все вспомнили. Где-то через полчаса вообще забыла о том,
что я актриса — полностью расслабилась в надежных Роминых руках и получала невероятное наслаждение от катания.

— Никогда не жалели, что стали актрисой, а не фигуристкой?

— Нет, фигуристкой я все равно не смогла бы стать. У меня вроде бы были какие-то способности, но этого мало. Мне не хватало той самой лампочки, которая должна гореть у спортсмена внутри, когда он живет только спортом и всеми силами рвется к вершинам и пьедесталам. Я ничего подобного никогда не испытывала. Но деваться мне было некуда. В нашей семье все спортсмены. Бабушка и дедушка по папиной линии в прошлом конькобежцы, бабушка с маминой стороны — гимнастка, а дедушка открыл целое направление в классической борьбе. Папа мой — спортивный врач, а мама — тренер по фигурному катанию. Вот она как раз и хотела сделать из меня фигуристку. Закрывала глаза на то, что я плохо учусь, прогуливаю уроки. Не ругала меня за это, не отчитывала. Но в том, что касалось занятий фигурным катанием, была настойчива и категорична. Хотя до поры до времени со мной проблем не было. С 9 до 14 лет я тренировалась под крылом Татьяны Анатольевны Тарасовой, и это было очень счастливое время. Татьяна Анатольевна для меня как вторая мама, растила меня буквально с пеленок. Они с моей мамой дружат с детства и до сих пор общаются взахлеб. Я Татьяну Анатольевну просто обожаю. В любой компании она — безусловный лидер, а если у нее еще хорошее настроение и она в ударе, то может несколько часов без перерыва рассказывать какие-нибудь истории из жизни, да с таким юмором, что живот от смеха
надорвешь. Характер у Татьяны Анатольевны, конечно, тяжелый, но человек она гениальный, а гениев с простыми характерами не бывает. У нас с Тарасовой было всякое: и безумная любовь, и недопонимание, и скандалы. И все равно мне, как, думаю, и всем ее ученикам, рядом с ней было спокойно, потому что она относилась к своим подопечным с большой любовью и теплотой. Но и требовала, разумеется, будь здоров! Короче говоря, пока я была у Татьяны Анатольевны, все было относительно хорошо. Каталась с партнером Самвелом Гезаляном, входила в юношескую сборную и получала за это, между прочим, большие деньги — 120 рублей в месяц, а в 80-е годы это была средняя зарплата инженера. Но потом Тарасова организовала свой театр фигурного катания «Все звезды» и на какое-то время отошла от тренерской работы. И я попала в группу к тренеру Наталье Ильиничне Дубовой. Там у меня как-то сразу не заладилось: никак я не могла найти общий язык с новым тренером, да и с Самвелом мы стали ссориться вдрызг. На тренировках меня колдыбашило от нервов, я постоянно находилась на грани срыва и стала всерьез подумывать о том, чтобы бросить фигурное катание. Но когда заговаривала об этом с мамой, разгорался жуткий скандал. Она кричала: «А ты подумала о том, чем будешь заниматься? Я не позволю тебе без дела болтаться по двору! Ты должна быть при деле!» Около года я собиралась с силами, а потом пришла к маме на тренировку, демонстративно бросила у нее перед носом свои коньки и объявила: «Все, хватит!» Мама отреагировала на удивление спокойно: «Хорошо, отдыхай пока». Полгода я ничего не делала, и мама меня не трогала. А однажды вдруг мягко предложила: «Может, попробуем опять
кататься? Давай тренера поменяем, найдем тебе другого партнера». И я согласилась. Мы попросились к Геннадию Аккерману, и он меня взял. Мама нашла мне в Питере партнера Петю Чернышева (сейчас фигурист Петр Чернышев — муж актрисы Анастасии Заворотнюк. — Прим. ред.). Ему тогда было 18 лет, и до этого он катался как одиночник. Нереально трудно было переучить его работать в паре. Да и я очень тяжело входила в форму после перерыва. Мы откатались год, у нас уже кое-что стало получаться… Но за три дня до ответственных соревнований Петя позвонил моей маме и сообщил, что уезжает в Америку по большой и светлой любви. Меня поставили перед фактом: дескать, Петя завтра на тренировку не придет, потому что его любимая девушка переезжает в США и он едет вместе с ней. У меня был шок. Столько нечеловеческих усилий я затратила, чтобы вернуться на лед, и все оказалось напрасно. Меня просто бросили, предали. Было безумно больно, обидно, я рыдала не переставая. В 16 лет воспринимала сложившуюся ситуацию как настоящую катастрофу. Долго не могла прийти в себя после предательства Пети. Но время все лечит… Вот в прошлом году мы с Чернышевым случайно встретились на каком-то светском мероприятии, разговорились, и я пригласила его в «Современник» на спектакль «Вишневый сад», где играю Аню. Потом мы сидели с ним в ресторане, пили кофе, вспоминали нашу молодость. Петя сказал: «Я понимаю, что был не прав, когда тебя бросил. Представляю, как тебе было тяжело». «Что ты? — ответила я. — Наоборот, спасибо тебе большое за это. Ведь благодаря тебе я получила возможность заниматься любимым делом и получать от своей работы удовольствие. А если бы ты тогда меня не бросил, неизвестно, как сложилась бы моя жизнь, сколько еще я протянула бы в спорте». Ведь после распада нашей пары стало совершенно очевидно и мне, и маме, хотя мы с ней это не обсуждали, что с фигурным катанием покончено раз и навсегда…

— Мария, вы довольно подробно рассказываете о том, как мама растила из вас спортсменку. А отец каким образом вас воспитывал?

— Папа ушел от нас, когда мне было 7 лет. Не могу сказать, что я по этому поводу страдала. Даже совсем наоборот — была страшно счастлива. Понимаете, я была в детстве таким командиром, лидером в семье, родителей строила. Могла, к примеру, нагло разогнать их гостей, засидевшихся у нас допоздна: «Это что такое? Почему вы мне мешаете спать? Все — по домам!» И если мама
частенько уступала моим капризам, поддавалась построению, то папа — нет. К тому же он всячески пытался меня воспитывать, что мне, разумеется, очень сильно не нравилось. Поэтому, когда «воспитатель» самоустранился, я вздохнула с облегчением. И когда стала постарше, вообще не чувствовала потребности в общении с папой, меня не тянуло к нему. Но мама всегда настаивала на нашем общении. Объясняла мне: «В жизни бывает всякое: так случилось, что он полюбил другую женщину, ушел к ней. Но как бы там ни было, он твой родной отец. Ты можешь не любить его безумно, но должна уважать и видеться с ним — это твоя дочерняя обязанность». Между собой родители после развода сохранили прекрасные отношения, папа часто приезжал к нам в гости, привозил мне какие-то подарки. Но я в его присутствии ужасно стеснялась,
закрывалась, молчала. А он так нежно на меня смотрел, просил: «Маш, ну, пожалуйста, поговори со мной. Расскажи, что у тебя в жизни происходит». Однако нормального общения у нас никак не получалось… Все изменилось в одночасье и совершенно неожиданно для нас обоих. Мне было 16 лет, и я собиралась первый раз сниматься в кино, у Сергея Александровича Соловьева в картине «Дом под звездным небом». Папа был против и прочел мне целую лекцию о том, что съемки — дело плохое, там сплошные ужасы и разврат. На что я, переборов себя, жестко ему заявила: «Папа, огромное тебе спасибо за предостережение, но не надо лезть в мою жизнь и меня воспитывать! На это имеет право только мама». Я думала, что после этих слов папа на меня обидится, не захочет со мной больше общаться. А он посмотрел на меня серьезно и, как мне показалось, осознал в ту минуту, что я уже взрослый, самостоятельный человек. И я вдруг интуитивно почувствовала, что барьер между нами исчез… С тех пор у нас потрясающие отношения, мы стали настоящими друзьями.

— А как вы попали на съемки к Соловьеву?

— Поскольку мои фотографии были в картотеке «Мосфильма», меня периодически приглашали на разные пробы. Но я на них никогда не ходила — из-за тренировок некогда было. А к Соловьеву позвали в тот момент, когда я как раз страдала из-за отъезда в Америку Пети Чернышева. От нечего делать я решила на эти пробы съездить. Нервничала дико. На меня надели какую-то нелепую шляпу, сказали вставить в зубы папиросу — от волнения я ее засунула в рот не той стороной. Потом меня
сфотографировали в таком нелепом виде и все вместе с Сергеем Александровичем восхищались: «Боже, как красиво!» Потом я еще раза четыре ездила показываться Соловьеву, и в результате он меня утвердил. Снималась я все лето и воспринимала это как отдых. Ведь из 8-часовой смены реально мы работали часа три, а остальное время я с интересом наблюдала, как переставляют камеры, свет, таскают с места на место реквизит... А когда съемки уже близились к концу, Соловьев спросил: «Ты куда после школы собираешься поступать?» — «Да у меня без вариантов, — говорю, — в институт физкультуры». — «Ты что, с ума сошла? Зачем тебе с хоккеистами учиться? Хочешь, попробуй ко мне — я в следующем году набираю курс во ВГИКе». Мы с мамой подумали и решили, что от такого предложения отказываться глупо. Тем более Сергей Александрович взялся помочь мне подготовиться. А параллельно он готовил к поступлению своего сына Митю, с которым мы играли юных влюбленных в «Доме под звездным небом». Гонял он нас нещадно, как сидоровых коз. Помню, мы с Митей чуть ли не каждый день приезжали к нему в кабинет на «Мосфильме» и до бесконечности читали отрывки из «Ромео и Джульетты». Соловьев кричал: «Плохо, ужасно! Если вы так слабо будете читать на прослушивании, вас не примут, и я ничем не смогу помочь». К большому моему удивлению, мы оба поступили. Однако через год я перевелась из ВГИКа в Щукинское училище. Во ВГИКе на тот момент все было как-то вяло, и мне там стало скучно, неинтересно. А хотелось учиться по-серьезному, я ведь привыкла в спорте пахать…

— Помимо учебы вас что-то еще интересовало? Как обстояли дела с влюбленностями, романами?

— Какие романы? В конце первого курса «Щуки» я уже стала замужней женщиной. Фигурист Женя Платов был моей первой любовью, первым мужчиной. Мы с ним познакомились, когда мне было 14 лет, а ему — 20. Он тоже катался в группе у Дубовой. Мне он очень нравился: красивый, высокий, талантливый, открытый. Ко мне относился по-доброму, поддерживал, когда у меня возникали проблемы с тренером. Но тогда о любви я даже не помышляла, поскольку была безумно стеснительной, закомплексованной… А позже, когда я уже собиралась поступать во ВГИК, мы с Платовым случайно столкнулись на каких-то соревнованиях в Лужниках, куда я пришла с мамой. Поговорили, и мне показалось, что между нами проскочила искра. Я потом ждала его
звонка, но он пропал. Спустя какое-то время кто-то сказал маме, что Платов женился, и я, естественно, перестала о нем думать. А потом выяснилось, что это были просто слухи, а Женька по-прежнему свободен… Пару месяцев спустя он вдруг звонит мне и приглашает пойти с ним на день рождения к другу. Я растерялась, обещала подумать. Говорю маме: «Не пойду, боюсь. Там будет полно мужиков, они напьются и будут ко мне приставать». Мама рассмеялась: «С чего ты взяла, что они должны напиться? Не придумывай. Сейчас же звони Жене и говори, что придешь». (Смеется.) Короче, буквально выгнала меня на тот день рождения, после которого мы с Женей стали встречаться. Женихались два с половиной года. Женька был такой романтик, чем покорил меня совершенно: красиво ухаживал, постоянно дарил подарки, цветы,
окружил любовью, заботой. Потом мы решили пожениться. В 19 лет я была абсолютным ребенком — отцепилась от маминой юбки и сразу схватилась за Женины штаны. Мама вскоре после нашей свадьбы уехала работать по контракту во Францию, и мы с Женей стали жить вдвоем. Признаюсь, я была не самой лучшей женой. Не раз бывало: муж приезжает с тренировки, ему есть охота, а мне не до него, я книжки читаю, учебой занимаюсь. Но Женя меня никогда ни в чем не упрекал… А большей частью я жила одна, потому что муж все время был в разъездах: сборы, соревнования, у него как раз карьера резко пошла вверх. Никогда не забуду, как мы с подругой смотрели выступление Жени и Оксаны Грищук на Олимпиаде в Лиллехаммере. Прямо перед трансляцией у нас во всем доме вырубило антенну, и я как сумасшедшая бегала по соседям, умоляя позвонить куда надо, чтобы ее быстрее починили. К счастью, неполадку оперативно устранили. Когда Платов и Грищук катались, я была почти в обмороке. Они выступили, и по телевизору пошла реклама. И вдруг мне звонит подруга из Израиля: «Поздравляю! Твой — олимпийский чемпион!» Это было что-то невероятное. Никто от них такого триумфа не ожидал… А потом Женька уехал в долгий тур по Америке, после чего их с Оксаной позвали туда тренироваться. И нам обоим стало понятно, что развод неминуем. У Жени были свои цели и интересы, у меня — свои. Короче говоря, наш брак продлился всего три года…

— Известно, что спустя несколько лет вы пошли проторенной дорожкой и снова влюбились в олимпийского чемпиона — на этот раз в одиночном катании, Илью Кулика…

— Когда мы с Илюшей встретились, он еще не был олимпийским чемпионом. Так что, как видите, совместная жизнь со мной приносила моим мужчинам неплохие результаты. (Смеется.) Между мной и Илюшей чувство загорелось с первого взгляда, с того момента, когда нас познакомила Татьяна Анатольевна Тарасова, у которой он тренировался в Бостоне. И несмотря на то, что его родители были против наших отношений, да и жил Илья в Америке, мы с ним хотели быть вместе. Поначалу мотались друг к другу: я летала к нему, он приезжал ко мне в Москву — я тогда уже работала в труппе театра «Современник». А потом мы решили: если Илья выиграет Олимпийские игры, я должна буду пожертвовать профессией и переехать к нему. И на Олимпиаде в Нагано в 1998 году он занял первое место. А я написала заявление об уходе и из театра ушла. Галина Борисовна Волчек спрашивала
меня: «Маша, куда ты собралась, зачем?» Но я, как обещала, умотала к любимому в Америку. И стала там типичной домохозяйкой: стояла у плиты, варила борщи, занималась обустройством нашего нового дома. Очень хотела родить ребенка, но… не сложилось. Илья же, естественно, был зациклен на карьере, участвовал в разных шоу фигуристов, ездил в туры. Дома он, понятное дело, бывал нечасто. А мне так хотелось, чтобы он чувствовал, что у нас — настоящая семья… Постоянные разлуки не пошли на пользу нашей любви, постепенно мы стали отдаляться друг от друга. И в какой-то момент я поняла: не могу больше так жить — сидеть в этой Америке и тупо ждать, когда приедет муж. Тоска беспросветная! Да и мы оба чувствовали, что дело идет к расставанию. И в один день, собрав свои вещи, я уехала в Москву. Перед отъездом позвонила Илюше, которого в
тот момент не было в Лос-Анджелесе, и просто поставила его перед фактом, сообщив, что уезжаю домой. Мне не хотелось объясняться, выяснять отношения, и так было понятно, что у нас нет будущего.

Из Америки вернулась, имея в кармане один доллар и 85 центов, и оказалась у разбитого корыта. Это ведь был 98-й год, когда в стране случился кризис — банк, в котором у меня лежали деньги, прогорел. Естественно, родители пытались мне помочь материально, но я не хотела ничего у них брать, категорически отказывалась от помощи. И сидела совсем без денег. Помню, все время экономила, искала хлеб, продукты подешевле. А до этого деньги вообще не считала: покупала, к примеру, в дом занавески на 30 тысяч долларов и даже не задумывалась. Перестраиваться, конечно, было тяжеловато… Главным для меня было — побыстрее найти хоть какой-то заработок. Правда, где искать работу, я толком не знала. Поскольку для меня существовал только один театр — «Современник», я прямиком пошла к Галине Борисовне и сказала ей: «Мне надо было удариться мордой об асфальт, и я это сделала. Возьмите меня обратно». «Хорошо, твои роли остались за тобой», — ответила она, и я, довольная и окрыленная, вернулась в театр. И по сей день безмерно благодарна Галине Борисовне за то, что она меня простила и приняла обратно в «Современник».

— Расставшись с Ильей, тяжело переживали одиночество?

— Как ни странно, я легко отпустила от себя Илью… Но, честно говоря, в одиночестве вообще не могу существовать, мне очень важно чувствовать рядом другую энергетику.
И потом, я же не больная, не кривая, не косая. Так почему должна быть одна? В общем, романов у меня было достаточно. Только по разным причинам они заканчивались — не получалось долгих, крепких отношений, постоянно что-то не складывалось… В 30 лет я подумала: «Ну вот, уже и старость наступила. Видимо, и я свое отлюбила, и меня отлюбили». И решила: хватит жить чувствами, пора задуматься о карьере. В общем, сказала личной жизни «до свидания» и стала потихоньку сниматься: там — в эпизодике, здесь — в небольшой роли, потом начали предлагать роли посерьезнее. Год, наверное, я занималась исключительно профессией. И вдруг на меня, как кирпич на голову, свалился Андрюша… По приглашению друзей я пошла на «Вишневый сад» в РАМТ, и после спектакля за кулисами Петя Красилов представил мне своего коллегу и приятеля Андрея Сипина. Через несколько дней Андрей позвонил и пригласил меня в гости. Мне он показался совсем юным (хотя оказалось, что моложе меня всего на три года), да и вообще не нужны мне были новые скоротечные отношения. Поэтому я сразу отрезала: «Нет, у нас с вами ничего не получится». — «А может, все-таки встретимся? Подумайте, я вам перезвоню через полчаса». В итоге он оказался очень настойчивым и названивал мне весь день, хотя я всячески упиралась. А потом предложил: «Давайте так: я за вами заеду, а вы, если захотите — выйдете, ну а нет — значит, нет». «Ладно, — сдалась я, — приезжайте тогда уж ко мне в гости». Андрюша приехал и весь вечер промолчал, как Зоя Космодемьянская на допросе. (Смеется.) Зато я болтала без остановки — как-то сразу почувствовала себя рядом с ним комфортно и спокойно, не
надо было напрягаться, что-то изображать… На следующий день я уезжала на съемки в Сочи, Андрей меня проводил, потом встретил и... как-то мы с ним быстро скорефанились. Уже через месяц Андрюша сделал мне предложение. Я привезла его к папе на дачу знакомиться. Сидим за столом, и вдруг Андрей встает и говорит: «Виктор Иванович, я прошу у вас руки вашей дочери». Мы с папой так растерялись. Он спрашивает: «Маш, а ты-то как? Хочешь замуж?» — «Ну, наверное, да». Первой сориентировалась папина жена Лена. Сбегала за иконкой и сказала: «Благословляю вас!» Потом мы позвонили маме во Францию, и она приказала без нее ничего не решать. Когда приехала и вызвала Андрюшу на серьезный разговор, он дрожал как осиновый лист. А получив «добро» от мамы, мы пошли в загс и расписались… Честно скажу, период притирки у нас был непростой: поначалу мы страшно
ссорились, скандалили, пытались выяснять, кто в доме главный. Шумела в основном я, а Андрюша вообще человек тихий, спокойный, и он по первости немного ошалевал от моей эмоциональной натуры. Потом я стала очень много работать: год без перерыва снималась в сериале «Женщина без прошлого», ужасно уставала. Вся бытовуха легла на Андрюшины плечи, поскольку я приходила домой мертвая. При этом, еще когда мне надо было выплеснуть накопившуюся усталость, я срывалась на мужа. Он обижался, не разговаривал со мной. А я ненавижу, когда со мной не разговаривают… И все-таки желание быть вместе перевесило все остальное. Если люди оба этого хотят, то они научатся жалеть друг друга, слышать, уступать. Со временем благодаря тихому Андрюше я очень изменилась, стала более спокойной, сдержанной, уравновешенной... Сейчас мы стараемся отношения выяснять без ненужных эмоций. Бывает, если меня несет, Андрюша говорит: «Это не повод для того, чтобы ссориться». И я понимаю, что он абсолютно прав.

— А ревностью вы друг друга не мучаете?

— Ревность — разрушительное чувство, ни к чему хорошему оно не приводит. Я своему мужу доверяю, никогда его не проверяю, не контролирую. И он тоже мою свободу не ограничивает. Мне кажется, каждый человек имеет право быть свободным, никого нельзя привязывать к ноге. И если Андрюша говорит, что хочет в выходные отдохнуть на даче у друга в мужской компании, я не вижу в этом ничего странного. И он без проблем отпускает меня одну к моим друзьям и подругам… Главное, что за 5 лет совместной жизни у нас не пропало желание быть вместе.
Мы строим планы на будущее, очень хотим родить ребенка. Но это сейчас. А что с нами будет дальше, одному Богу известно. Ведь бывает так, что чувства приходят, а потом куда-то испаряются. Может, Андрюша встретит кого-то или мне встретится кто-то на жизненном пути. Люди ведь и в 70 лет влюбляются… В жизни всякое может случиться. Поэтому я боюсь что-либо загадывать и ни от чего не зарекаюсь. Просто живу и радуюсь сегодняшнему дню.

http://7dn.ru/article/7days/377257/1