форум

У кого-то слишком узкие двери...
Фандом: Бедная Настя
Герои: Репнин и Корф
Рейтинг: G

Скрытый текст

Его высочество наблюдал за своим адъютантом со всё возрастающим интересом. Сначала Мишель рассортировал сегодняшние доклады по трем разным папкам, потом перетасовал их и соединил в две папки, потом вынул и разложил на столе. Передвинул чернильницу, убрал пресс-папье на подоконник, расстегнул ворот мундира и начал все по новой.
На шестом круге Александр не выдержал, встал со своего места и подошел к Репнину.
- Князь, что случилось?
Мишель замер, будто услышав команду "смирно", но ничего не ответил. Взгляд его был живым и горячим, но совершенно нездешним.
- Миша... Вы слышали мой вопрос?
Репнин по-уставному задрал подбородок и уставился прямо перед собой.
- Так точно, Ваше высочество.
Устав ждать продолжения, тем более, что оно неизвестно вообще последовало ли бы или нет, цесаревич добавил приказных ноток.
- Я желаю знать, что с Вами происходит.
На этот раз его адъютант откликнулся относительно вразумительно.
- Со мной всё в порядке, Ваше высочество.
Что, разумеется, никак не могло быть правдой.
Александр схватил Репнина за плечи и развернул к себе.
- Черт возьми, Мишель, кого Вы надеетесь обмануть?!
- Мне срочно нужен отпуск.
- Вы его получите, как только я услышу ответ на свой вопрос.
Репнин помедлил, сделал несколько неуверенных пассов руками. Сглотнул.
- Я получил письмо от Владимира Корфа. Странное.
Цесаревич с трудом удержался от того, чтобы уточнить - неужели еще более странное, чем поведение его адъютанта?
А Мишель тем временем тянул из-за пазухи смятый лист.
- Можете убедиться сами, Александр Николаевич.
Его высочество, которому его наставник Жуковский привил высокие устремления, а повседневная дворцовая жизнь - сомнительные моральные устои, после почти незаметного колебания взял чужое письмо. В нем была всего пара строчек: "Хочу в Америку, но попаду, скорее всего, в ад. Твой В." И приписка еще более рваным почерком: "Лучше бы меня по ночам роняли, чем это..." С некоторой долей испуга наследник Российского престола почувствовал, что у него тоже возникла потребность поперекладывать бумаги.
- Что это значит?
Мишель криво усмехнулся, внезапно напомнив своего друга.
- Что я ему нужен... наверное.

От идеи скакать верхом я все же отказался. Пусть коляска и медленнее, но мне нужно время спокойно все обдумать. Просто приехать недостаточно, нужно быть подготовленным. Я снял фуражку и позволил ветру растрепать мне волосы. Весна уже растеплила воздух, добавила в него свежих запахов. Давненько я не выбирался из города. Последний раз это было... да, ранней осенью. Володя тогда пригласил меня поохотиться и мы отлично провели время, три дня и две ночи не вылезая из леса. А потом сидели целый вечер у него в кабинете, разговаривая обо всем подряд и ни о чем в частности. Разве для дружеской беседы нужны темы?
Я тронул Архипа за плечо и велел не спешить.
Березовые перелески сменились ельником, и там, где деревья подходили близко к дороге, впечатление мрачности особенно усиливалось, гася настроение и вселяя тревогу. Впрочем, с того самого мига, когда я прочел эту записку, спокоен я не был. Лиза давно говорила мне, что с Корфом творится что-то неладное, но я все месяцы после наших свадеб был слишком занят - дела службы, сложности с Наташей, покупка и обустройство дома в Петербурге, хлопоты, связанные с Долгорукими, которые теперь стали частью моей ответственности... и каждую свободную минуту я посвящал женщине, без которой не мог бы дышать. Я вечный должник Владимира, уже хотя бы за одно то, что он на ней не женился и она стала моей. А чем я отплатил другу? Охотно принимал его каждый раз, когда он наезжал в столицу, не оставлял ни одно его письмо без подробного ответа. И верил всем резонам, по которым мы с Лизой не можем навестить их с Анной. И всем причинам, по которым он очень быстро перестал привозить ее с собой...
Верил? Или хотел верить? Сначала он посмеивался, глядя на то, как мы с Лизой не можем оторваться друг от друга, потом стал подчеркнуто холодно отводить взгляд, а в последние визиты позволил себе довольно едкие замечания, за пару из них перед другим бы я закрыл двери своего дома навсегда.
Я стянул перчатки и достал небольшую пачку писем. Я их взял наугад, не самые последние, а те, что лежали в ящике поглубже. Увы, я отлично знал, что ищу не то в словах, не то между строк - подтверждение того, что я непростительно долго оставлял без внимания происходившее с моим лучшим другом. Я был счастлив своей сбывшейся любовью, и надеялся, что он счастлив тоже. Не хотел видеть, как он менялся, как тускнели его глаза, каким бесцветным становился голос, как оплывало тело. И как он все больше и больше пил. Разворачивая листки один за другим, забыв о тряской дороге, я читал про мелкие усадебные дела, про нового жеребца, крышу сарая и пока неудачные попытки завести пасеку, про Варины пироги, расширение оврага и отменный подледный лов. Знакомый почерк, знакомая манера изложения. За ровными, неспешными строчками скрывался человек, который никак не мог быть моим Володей. Но я просто знал, что это его письма и принимал все без раздумий за истину.
Будь я проклят! Он опять захлопнулся, но на этот раз я, занятый другими людьми и самим собой, вовремя не заметил. И теперь мне будет очень трудно вернуть его. "Трудно..." - повторял я, как заклинание. Я не хотел и помыслить о том, что это невозможно.

Барон Корф подцепил вилкой соленый груздь и потянулся налить себе водки. Легкие вина остались в прошлом. Они не давали нужного забытья и не радовали глубоким отупением. За спиной грохнула, стукнувшись ручкой о стену, дверь, распахнутая кем-то невежливым и нетерпеливым. Он обернулся и замер, обнаружив, что нарушителем его спокойствия явился ни кто иной, как блистательный князь Репнин. Вместе со всеми своими блестящими пуговицами и позолоченными аксельбантами.
- Я тебя звал?
- От тебя не дождешься.
Мишель, не меняя выражения лица, спокойно прошел в комнату и сел напротив. Владимир с раздражением надкусил гриб, но тут же выплюнул и отбросил его вместе с вилкой в угол.
- Пить будешь?
- Нет. И тебе хватит.
Барон встал, толчком ноги опрокинув соседний стул.
- Господи, когда ж ты детей заведешь-то?!
Репнин промолчал, глядя с укором и тихонько постукивая тонкими пальцами по ножке бокала, к которому, видимо невольно, потянулась его рука.
Корф подошел ближе и наклонился, опираясь на стол. Темная, давно не стриженная челка прикрыла глаза.
- Вот будут у тебя мальчики, будут у тебя девочки, вот ты их и будешь поучать! А я - сам разберусь! Не пьешь - не пей, но и мне не мешай!
Он пытался разозлиться по-настоящему, хотел... но не мог. И кто был бы в состоянии противостоять тому, что предлагал ему друг? Владимир зажмурился, стиснул зубы, почти до хруста. Нужно потерпеть совсем немножко, а потом Репнин уйдет, обязательно уйдет, он не останется.
Миша смотрел на плохо выбритый подбородок, небрежно расстегнутый ворот, сжатый кулак с побелевшими костяшками, и повторял про себя: "Потерпи, все будет хорошо."

Послышались легкие шаги и шорох дамских юбок. Репнин, предугадывая, кто появится на пороге, встал, чтобы приветствовать хозяйку дома.
- Доброе утро, Анна, я чрезвычайно рад Вас видеть в добром здравии и...
Несмотря на весь свой светский опыт, князь осекся. Брезгливое выражение, с которым Анна глянула на мужа, не шло ни в какое сравнение с тем, что было написано на лице ее супруга. Женщина резко развернулась и вышла, а Корф отвернулся к окну.
- Как жаль, князь, что Вы не можете побыть подольше.
Скрип стула подсказал Владимиру, что уходить незваный гость не собирается.
- Вы, Владимир Иванович, могли бы предложить мне чаю.
Барон дернул плечом и шумно вздохнул. Обернулся.
- Хорошо, будет тебе чай. И даже варенье. Но потом ты оставишь меня в покое?
- Несомненно.
Мишель откинулся на спинку стула и заложил ногу на ногу.
- Нет ничего более покойного, чем одиночная камера в Петропавловке, - продолжил он тоном, каким люди благовоспитанные обычно обсуждают погоду.
Корф свел брови, пытаясь найти объяснение происходящему. Получалось у него не очень, ибо голова работать отвыкла. Неужели теперь вместо призрака отца к нему является призрак Репнина? Но... Репнин ведь жив. Жив? Владимир почувствовал, что у него пересохло в горле и вообще стало как-то нехорошо.
- Ты не умер?
- Нет, все недосуг, знаешь ли.
Барон успокоился и хмыкнул. Можно подумать, что этот вопрос любой поручик слышит раз по пять на дню.
- Миш, какая Петропавловка? Я уже и забыл, когда что-то делал. - Он подошел ближе. - Что-то, заметное за пределами моей усадьбы. Я даже пью дома, так что и в трактире не дрался... Хотя за драку в одиночку не сажают.
- Участие в заговоре тебя устроит?
Лицо у Репнина было серьезное, глаза усталые и тоже серьезные. Он положил руку на плечо друга и надавил, вынуждая сесть. И при этом заботливо отодвинул подальше графинчик с водкой.
- Какой заговор, ты... ты понимаешь, что говоришь? Я занимаюсь делами поместья, пью, как можно чаще и как можно больше, и ругаюсь с этой самовлюбленной дурой и ее лицемерным папенькой. Мне некогда еще и с заговорами возиться.
- Ну, не знаю... Возможно, твои доводы и убедят Бенкендорфа, - произнес Мишель, не тая своих не сей счет сомнений.
Владимир потер лоб.
- А какие у него доказательства моего участия, тебе известно?
- Мелочь. Но ты ж его знаешь, ему достаточно зацепки.
- Ты можешь мне сказать, что именно?
Репнин помолчал, что-то решая, достал смятый листок с несколькими пляшущими строчками, и положил его на стол.
- Он перехватил твое письмо.
Барон с удивлением понял, что, узнавая свой почерк, он не узнает написанных им слов. Поднять восстание на Аляске? Добиться согласия наследника на смещение императора и введение временного сенатского правления? Корф почти ухватился за прохладное узкое горлышко спасительного графина, но Мишель успел раньше.
- Хватит пить, Володя. Это не поможет.
И горечь в линии его губ, и чуть приподнятые плечи...
- Миш... Я не пишу никому, кроме тебя.
Глаза в глаза.
- Прости меня. - Владимир покосился на кривоватые буквы. - Не иначе, я был очень пьян, когда это писал. Я... я втянул тебя в это...
Снова раздались шаги, на этот раз грубые, уверенные. Множественные. Друзья медленно поднялись им навстречу. Левой рукой Михаил поднес бумагу к огню свечи.

На пятый день цесаревич получил записку от своего адъютанта. Репнин был точен и немногословен. Александр еще раз пробежал взглядом самые важные фразы. "Во время путешествия Владимира по Индии, из-за невыносимой жары передвигаться приходилось преимущественно ночью, а поскольку носильщики, которые тащили его паланкин, порой засыпали на ходу, то и роняли его на дорогу. Это было, как он уверяет, не больно, но по нескольку раз за ночь его будило. ..... Прошу Вас, Ваше высочество, продлить мне отпуск еще на пять дней и обещаю по истечении их явиться на службу и своим усердием компенсировать Вам те неудобства, которые доставил своим отсутствием. К сожалению, в России тюрьма - единственное место, где невозможно достать выпивку."

Корф забрался на табурет и, держась за прутья оконной решетки, смотрел на уже опостылевшие дома и улицы Двугорска.
- А ты говорил - Петропавловка, - поддел от друга.
- Я говорил, что верну себе прежнего Владимира.
- Как тебя только Лиза терпит, такого правильного и благоразумного.
Мишель, растянувшийся на жесткой койке, предпочел бы пока не вспоминать о своей любимой, с которой он оказался столь надолго разлучен.
- У нее и спроси.
- И жена обманщика скажет мне правду?
- Я не обманывал тебя, Володя. Это была военная хитрость.
Барон спустился с табурета и сел рядом с Репниным.
- Военные хитрости применяют на войне.
- Считай, что я вел бой.
- Со мной?
- С твоим нежеланием искать выход.
Владимир нахмурился.
- Я искал! Но выхода нет.
- Двери иногда бывают широкими, иногда узкими, но нет дома без дверей.
В коридоре послышался шум, четкие шаги, чей-то командный и очень раздраженный голос. Дверь в камере распахнулась. На пороге стоял шеф Третьего отделения собственной персоной.
- Господин Бенкендорф? - удивленно пробормотал Корф.
- Рад Вас видеть, Александр Христофорович, - почти дружелюбно приветствовал вошедшего князь.
Всесильный вельможа нервно прищурился.
- Забирайте своего барона, Репнин, и чтоб духу вашего тут не было!