https://users.livejournal.com/-arlekin-/4268008.html?fbclid=IwAR0GEzKoCZwVRDTHZyB8gdRvlzhPFLex7owtDW4F9F6L0FaMPK_FW4YXMys ты не можешь так со мной поступить: "Сын" Ф.Зеллера в РАМТе, реж. Юрий Бутусов Продолжаю открывать для себя творчество французского драматурга Флориана Зеллера - только что посмотрел его "Папу", поставленного Евгением Арье в "Современнике" с Сергеем Гармашом и (в силу) чего, вероятно, сыгранного последний раз, к сожалению:
https://users.livejournal.com/-arlekin-/4265012.html Теперь на сцене РАМТа выходит "Сын" (а у Зеллера есть и "Мама" - тоже часть трилогии), развивающий темы внутрисемейных конфликтов, взаимоотношений детей и родителей. При кажущемся мелодраматизме сюжетных перипетий пьесы Зеллера на удивление (и на редкость для современной драматургии) многослойны. С другой стороны, "Сын" - спектакль Юрия Бутусова, и отдельный интерес наблюдать, как ЮН, не так уж часто (хотя сейчас почаще, чем раньше) взаимодействует с текстом автора, который не то что не классик, но моложе его (меня тоже, кстати) годами, только что не в сыновья ему годится.
После того, как отец ушел из семьи к другой женщине, сын остался с матерью, теперь он подросток, учится в выпускном классе, но в школу ходить бросил - почему, объяснить конкретно затрудняется, изъясняется какими-то обобщенно-философскими, хотя довольно-таки инфантильными формулировками и переезжает жить к отцу, вроде бы "взявшись за ум". Через пару месяцев отец, у которого от второй жены есть маленький ребенок, и тоже сын, узнает, что старший сходил опять в школу всего раз, а потом снова взялся прогуливать. Подростка забирают в лечебницу, откуда, подписав отказ, отец соглашается взять его назад домой... а сын кончает самоубийством, застрелившись из дедова охотничьего ружья.
Если психопатология героя "Папы" с медицинской точки зрения очевидна, обусловлена возрастом героя и клиническая картина так или иначе накладывает отпечаток на отношения персонажей, то случай с подростком куда менее однозначен, и где здесь заканчивается обыкновенное переживание семейной травмы, а начинается болезненное расстройство, сказать непросто. Но для Юрия Бутусова этот аспект драмы, пожалуй, и не столь важен. ЮН многое переводит в гротеск и клоунаду - через характерные для его театра "нарисованные" лица, размазанный по ним грим, заостренную пластику, танцевальные "ремарки" и вставные музыкальные номера. Денис Баландин поет контртенором - от барочной арии Гения Холода (все-таки уже чересчур растиражированной...) до эстрадно-джазовых композиций - и его голос как будто выражает то, что главный герой не может сказать словами. Кроме того, в роли отца занят относительно молодой актер Александр Девятьяров, а сына играет Евгений Редько: для Бутусова, допустим, в принципе не имеет большого значения возраст, а нередко и пол исполнителя, ему важнее совпадение "психотипа" артиста и персонажа; но здесь, как ни крути, возрастная "обратная перспектива" воспринимается символично. К тому же Евгению Редько достается попутно и, скажем, текст небольшой роли доктора, подача которого стилизована под "читку", с листками в руках, как если бы доктор не был фигурой реальной, но существовал "на бумаге" лишь, точнее, в воображении персонажей.
Как ни органичен при всей внешней эксцентрике Евгений Редько в роли сына, как ни точны Татьяна Матюхова (мать) и Виктория Тиханская (жена), все-таки ключевой, отчасти вопреки заглавию, образ спектакля - папа, отец, герой Александра Девятьярова, разорванный между двумя женами, двумя сыновьями, а еще между предыдущим поколением семьи и последующим (вряд ли случайно, что ружье, оставшееся от деда, убивает внука?). И Александр Девятьяров показывает себя тут абсолютно "бутусовским", универсальным артистом, пластичным, эксцентричным, "кукольным" и одновременно мыслящим, чувствующим, "проживающим" своего персонажа - в одном лице трагиком и клоуном.
В "Папе" тоже предлагается увидеть события глазами героя, но спектакли Арье и Бутусова реализуют эту задачу очень разными средствами. Быт в спектакле ЮН тоже не просто метафоричен, а условен и поэтичен: пространство дома, комнаты (схематично обозначенное выгородкой с "ампирными" карнизами - сценография Максима Обрезкова) размыкается дважды - в первом акте открывая вид на гигантский птичий скелет и засиженные воронами столбы, во втором на пустую сцену. Мизансцены подавно не реалистические, а порой прям-таки балетные - как если б актеры разыгрывали, демонстрировали то, что персонажи думают, ощущают, но чего не позволяют себе ни сделать, ни сказать: к примеру, есть момент, когда сын почти буквально "размазывает по стенке" отца, а отец от него "лезет на стену" по трубе парового отопления.
И все-таки самое значимое в спектакле Юрия Бутусова, самое важное, что удается привнести режиссеру в постановку, на мой взгляд - не острота переживаний героев, физически транслируемая актерами в зал, но момент загадки, тревоги, непонимания происходящего: уместно ли, правильно ли объяснять случившееся тем, что папа бросил маму, а сын рос без отца, что родители не уделяли ребенку достаточно внимания, что герой не сумел преодолеть возрастной кризис - это все тоже имеет место, но слишком очевидно, банально; в руках героев мелькают несоразмерно крупные острые предметы, ножницы, ножи (не маникюрные и не столовые, а как будто портняжные, мясницкие...), подчеркивая даже на уровне внешней "картинки" иррациональное в характере, поступках и, наконец, судьбе человека - и тогда простые объяснения теряют убедительную силу, оставляя наедине с непостижимым.